Антинигилистическая литература

Антинигилистическая литература — совокупность художественных произведений, направленных на борьбу с революционными и либерально-секуляристскими идеями, отстаивание традиционных для христианской культуры ценностей.

В узком смысле, антинигилистический роман — литературный жанр, получивший распространение в Российской империи второй половины XIX в. в связи с реакцией консерваторов и патриотов на разнообразные революционные движения: от народовольцев и марксистов внутри страны до польских повстанцев. Наиболее известным произведением жанра являются «Бесы» Ф. Достоевского, но на самом деле существовала целая плеяда антинигилистических авторов, просто 90 % сочинений ушли в забытье.

В этой статье антинигилистическая литература будет рассматриваться в более расширенном смысле — всё, что соответствует критериям, заложенным в жанр и стилистику изначально.

N.B. Есть и другое значение термина антинигилизм: «мировоззрение человека, который осознал тщету бытия, но всё равно стремится делать добро». Вносить в эту категорию могут кого угодно: бумага и экран всё стерпят — от библейского Экклезиаста до экзистенциалистов, марксистов и самих нигилистов (!). Впрочем, в условиях, когда все и всякие идеалы в обществе попраны, типаж антинигилиста из этой статьи и троповедческого, могут пересечься…

Признаки

• Антинигилистическая литература — художественная, хотя большинство авторов писали впридачу к ней и публицистику (иногда даже больше, чем художки).
• Чаще всего — реализм в современности автора, с обильным использованием прототипов из реальной жизни, собственных воспоминаний (в том числе о личном революционном прошлом, часть антинигилистов — кающиеся грешники, совершившие поворот направо), приёма «На тебе!» а адрес негативных персонажей. Злободневность иногда столь выпячена, что лет через 50 уже непонятно, кто под кем имелся в виду. В общем, антинигилистический роман — это в немалой степени политический памфлет. Но, как правило, без юмора, ибо смешного тут мало.
• Христианская картина мира, защита Церкви. При этом антинигилистическая литература не тождественна апологетической. Учить по ней богословие — излишне. Про того же Достоевского есть немало исследований, раскрывающих его богословские взгляды как очень… своеобразные, а серьёзные отцы видят в его творчестве и соблазн; писатели-антинигилисты могут привести в «притвор» храма, показав несостоятельность зла, но делать дальнейшие шаги помогут уже чисто церковные авторы.
• Противопоставление конструктивного подхода к жизни, строительства, усовершенствования и плавного исправления недостатков общества — инфантильному бунту, разрушительным страстям, радикализму. Эта черта несколько смазывается, когда сама система безбожна, однако антинигилист и в этой ситуации пытается сохранять хладнокровие, умеренность и достоинство, а не остервенело трясти клетку и брататься назло режиму с любыми его врагами.
• В той или иной мере — патриотизм, национализм, имперство. Исключений, прямо скажем, немного. Для Российской империи и старой доброй Европы (хотя бы до ВМВ) это логично: ведь государство было опорой и стражей для христианских ценностей. В эпоху советской диктатуры или либеральной деградации наследники антинигилистов скорее всего будут мечтать о возвращении «России, которую мы потеряли», установлении режима, который «вычистит зло», или хотя бы добрым словом и со слезой ностальгии вспоминать старый мир, понимая, что возврата в него нет.
• В роли злодея выступают типажи нигилиста со сверхценной идеей, мизантропа, социопата, ницшеанца, воинствующего атеиста, злого интеллигента, не щадящего жизней людей утописта, который выступает этаким аналогом демона во плоти или чёрного мага. Что интересно, есть респектабельные исследования на эту тему: так что таки да, эти ваши революционные террористы, богоборцы и либертины — те ещё ведьмы, оборотни и упыри.
  • Антагонисты часто объединены в «конспирацию»: от сети ячеек бомбистов до всемирного заговора масонов.
  • В более позднюю эпоху в антинигилизм добавляется понятие «дегенерации» — будь то создание хомосоветикуса красными изуверами или самостоятельное разложение «общечеловека»-гедониста-либерала.
  • К этому может примыкать агентсмитизм или даже расизм в каких-то формах (особенно в XX в.): из песни слов не выкинешь.
• Антинигилизм — не тождественен охранительству и славянофильству, хотя «круги Эйлера» пересекаются. (здесь надо поискать конкретные сопоставления в статьях)

Представители

Классический русский антинигилизм: от XIX века до революции

Безусловно, кодификатором в современной культуре является Ф. М. Достоевский, а из его произведений — «Бесы», роман, отсылающий к убийству организацией «Народная расправа» бывшего подельника — студента Иванова. Антинигилистично и «Преступление и наказание». Сам ФМД, как известно, проделал путь от вольнодумца до консерватора. Однако не ФМД единым был жив жанр, он просто единственный, кто вошёл в мировую культуру и до сих пор на слуху у масс (не потому ли, что некоторые потенции в книгах скорее связаны с романтизацией нигилизма?).

Основоположником антинигилистического романа некоторые считают И. Тургенева («Отцы и дети», где показана бесперспективность нигилизма; либералы в актуале оченно злились на создателя «Му-Му» — даром что сам Базаров в тексте изображен скорее с симпатией, а откровенно потешными изображены оттеняющие его позёры-субкультурщики Ситников и Кукшина), есть произведения подобного рода у Н. Лескова («На ножах») и И. Гончарова («Обрыв»). Зачатки явления можно, пожалуй, найти и раньше: например, у А. Пушкина, ставшего из вольнодумца-богохула — кающимся консерватором. «Капитанская дочка» может сойти за произведение антинигилистической направленности, хотя и против «стихийного», а не «прогрессистского» бунта.

Всплеск революционно-левых движений в России с середины XIX в., а также Польское восстание 1863-64 (почитай что «майдан» того времени, причём против по-настоящему православной империи), породило целую волну творчества против революции. Известные авторы того времени — В. Крестовский («Две силы»), А. Писемский («Взбаламученное море»), Б. Маркевич («Марина из Алого Рога»). Эти имена и плеяда других, менее популярных в своё время, ныне практически забыты народом. «Спасибо» советской образовательной программе? Или, пережив актуальность, они сами ушли в Лету? Пожалуй, того и другого понемногу.

В основном писатели-антинигилисты придерживались охранительских взглядов (яркий пример — Б. Маркевич). Особняком стоит, но таки относится к жанру по мнению литературоведов, А. К. Толстой, совмещавший апологетику консервативного христианства, критику атеизма и бездумного прогресса с дискурсом «России-Европы» и противостоянием её «ордынскому рабству». Интересно, что его антинигилизм выражен в основном в поэмах, а не прозе. Вёл полемику с вышеупомянутым Маркевичем как этакий «заклятый друг». В упрощённом и опошленном виде взгляды А. К. Толстого стали свойственны нацдемам (которые, внезапно, вовсе не стремились к защите православия, а угорали по язычествам да гнозисам), а ныне — их мутации, известной как докрасна белые.

Отдельно стоит назвать ещё двух авторов — Константина Леонтьева и Льва Тихомирова. Оба они не писали антинигилистические романы. Самое известное из художки у первого — история на основе православного балканского фольклора «Дитя души», у второго — «эсхатологическая фантазия» «В последние дни», описание событий перед Апокалипсисом в согласии с догматикой Церкви. Но, пожалуй, без них русская антиреволюционная мысль не может быть представлена в полной мере.

К. Леонтьева называют «поздним славянофилом», «разочарованным славянофилом». В религиозной области он — строгий фундаменталист, большой ценитель аскезы и монашества, иногда доходящий до «христианской мизантропии» и этакого «православного ницшеанства». В политике — реакционер и сторонник византийского самодержавия (симфония царской власти и церковного авторитета), при этом — не политикан, а клерикал, для которого спасение выше земных соображений. У Леонтьева есть очень своеобразные и вместе с тем пророчески-актуальные мысли. Например, критика не только мелкотравчатого этнического национализма, но и «родного» славянофильства «справа»: за то, что несёт модернизационный дух и строит утопии типа «союза всех славян» (как тут не вспомнить рунатов, которые нет-нет — да втопят за швабоду и «рокенрол»). К России Леонтьев относился без розовых очков, например, ещё в XIX в. отмечал, что семейные связи у русских развиты хуже, чем каких-нибудь балканцев или кавказцев, и любит народ наш всякое гувно голытьбу да юродство; при этом придерживался лоялизма. Предсказывал наступление эпохи богоборчества в России, хотя умер задолго до революции (1891). Леонтьев видел главную опасность в т. н. всесмешении — этаком демократическом глобализме-экуменизме, и противопоставлял ей разные формы реакции. В том числе хвалил старых «мракобесных» католиков «навозных веков», мусульман, даже российских сектантов типа молокан, уважал как достойного врага польских бунтовщиков-идеалистов.

Л. Тихомиров — бывший народоволец, в эмиграции после убийства их шайкой Александра II переосмыслил взгляды на монархические, увидев на Западе «парламентскую болтовню». Вернулся в Россию с покаянным письмом Александру III и получил прощение (ибо сам таки кровь не проливал). За последующие десятилетия создал ряд реакционных, православных, монархических сочинений. Наиболее известны статья-исповедь «Почему я перестал быть революционером», монографии «Монархическая государственность» и «Религиозно-философские основы истории». Развивал тематику эсхатологии и того, что нынче назвали бы конспирологией: например, влияния на историю человечества язычески-оккультных движений. Тихомиров и Леонтьев планировали создать литературно-философский круг авторов, чтобы бороться с революцией не только государственными запретами, но и интеллектуально. Но не срослось…

В последние десятилетия эпохи Империи на схожем поприще прославился Сергей Нилус. Увы, 99 %, слыша его фамилию, вспоминают «Протоколы сионских мудрецов». Происхождение текста действительно крайне мутное, возможно, автора просто обманули, подсунув фейк. Но, если воспринимать этот труд как памфлет и заведомую мистификацию (не в смысле вранья, а художественный приём а-ля «мокьюментари»), то многое тут действительно пророчески передаёт политику сначала Интернационала, потом — партии Демократов, SJWшников и прочей подобной публики в отношении «отсталых» народов. Нилус был противником индустриального и технического прогресса, что роднит его не только с отечественными реакционерами, но и пасторальным антипрогрессистским дискурсом а-ля Дж. Толкин. Вопреки стереотипам, это был не какой-то желтушный публицист, а действительно воцерковлённый человек, кающийся грешник, создавший много произведений на тему монашеского и народного быта, преданий о чудесах и т. д.

Некоторые антинигилистические сочинения и мысли можно найти у религиозных философов В. Соловьёва («Три разговора» против толстовского пацифизма плюс «Повесть об антихристе») и В. Розанова (выступал против оголтелого космополитизма и «нетвойняшек» времён Русско-японской, после революции — обличал большевизм, правда, недолго, ибо умер в начале 1919-го). Но первый ударился в экуменизм и вообще создал свою авторскую религию, второй вообще кощунствовал напропалую — в последние дни вроде как покаялся в скиту, но исправить путей своих явно не успел.

Антинигилизм в Европе конца XIX-первой половины XX века

Набравшись смелости, ведь в оФФициальных исследованиях это не сказано, можно причислить к антинигилистической литературе ряд произведений К. С. Льюиса и Г. К. Честертона. Оба жили в эпоху слома традиционной цивилизации и мировых катаклизмов, которые похоронили европейские империи старого типа. Оба были апологетами — первый англиканским, второй католическим. У обоих есть рассуждения о «старой доброй» Англии и сменяющей её бездуховной (у Льюиса, например, противопоставляются традиционалистски-артуровская Логрия и секулярная Британия). Но фильтровать надо, таки надо: по кой ляд ГКЧ одобрял Отстойную французскую революцию и был ярым германофобом (ессно, задолго до прихода к власти Алоизыча) — тайна велика бысть… В свою очередь, «Записки Баламута», расхваленные многими православными (как правило слащаво-розовыми), критикуются фундаменталистами за излишне бытовое изображение логики бесов. Впрочем, это и не наш жанр...

У Льюиса антинигилистические мотивы прослеживаются в «Космической трилогии», особенно её третьей части — «Мерзейшая мощь». Орден сатанистов-трансгуманистов и примкнувший к ним Шеп… в смысле, пастырь-еретик, планирует построить новый Вавилон, а им мешает тайное общество христиан и христиан-френдли атеиста, а также кое-кто из былинных героев. Книгу рекомендовал к прочтению православный миссионер, апологет и фундаменталист о. Даниил Сысоев.

Произведения Честертона по теме: «Перелётный кабак» (интеллигент-декадент-ксенофил проводит исламизацию Англии, ему противостоят британец-консерватор и ирландский бунтарь; плюс есть стёб над сектами и тогдашними МТА), «Шар и Крест» (воинствующий христианин и атеист с принципами дружат против антиутопии злых психиатров, верующий оказывается более прав, имеется сатира на ницшеанцев-позёров и т. п.), «Человек, который был Четвергом» (про леваков-бомбистов, впрочем, с изрядной долей психоделии). Антинигилистические мотивы встречаются и в некоторых рассказах об отце Брауне («Тайна сада», «Летучие звёзды»).

А вот Дж. Р. Р. Толкин, хоть и был другом Льюиса, в эту категорию вряд ли попадает. Ибо Легендариум Арды — не остросоциальный памфлет ни в коем разе (как и «Нарния» последнего). Влияние католика Профессора на воцерковление европейской и постсоветской молодёжи, прямо скажем, переоценено: книги его в актуале пришлись по вкусу, как ни странно, хиппи и нью-эйджерам. Впоследствии толкиновский сюжет борьбы рыцарского Запада против сатанизма на Востоке (или местного расового смешения) вошёл в дискурс праваков и альт-райтов, а в России — не только консерваторов as is, но и откровенных зигамётов и смердяковых справа, ну и конечно, укров-русофобов. Совки и ура-патриоты назло стали называть себя орками, хотя гордого тут мало. И всё бы ничего, но не имел в виду Профессор под Мордором СССР, не имел, а нынешний Запад управляется явно не ангелоподобными Галадриэлями, а скорее какими-то друхиями-слаанешитами…

Среди континентальных авторов, примыкавших к антинигилизму, нельзя не вспомнить и Э. Юнгера, немецкого ученого-энтомолога, офицера и публициста, как писатель отметившегося как сборниками фронтовых воспоминаний, так и фантастическими произведениями в духе сабжевого дискурса. В «На мраморных утесах» описывается, в частности, разрушение идиллического традиционного общества интригами тайного масоноподобного общества нигилистов-«мавретанцев», среди которых есть как сторонники «рационального переустройства мира» куда-то в сторону «страны рабов и рабских армий» (сравни с казарменными социалистами-утопистами или с современными адептами «устойчивого развития»), так и тех, кто топит за бандитскую вольницу в духе вульгарно понятного анархизма или, напротив, фашизма (опять же, сравни со всякими современными «правоавтономами» и, наоборот, погромной антифой, явно составляющими диалектическое единство), причем на стороне последних стоят обитатели зловещего леса, представленные в том числе колдунами, еретиками и беглыми преступниками. «Гелиополь» более фантастичен и, по всей видимости, происходит в далеком будущем сеттинга «Утёсов», но и там основной конфликт — между старой властью и ее укладом, и все теми же мавретанцами, представленными в образах циничного и развращенного политика-популиста и злого ученого-токсиколога. Повесть «Стеклянные пчёлы» и вовсе предвещает проблематику киберпанка и «цифрового концлагеря» — пусть сам гений-робототехник и показан скорее морально-амбивалентно — а главный герой среди прочего вспоминает и свое участие в Гражданской Войне в Испании на стороне националистов и ужас от преступлений республиканцев, в том числе против Церкви. Сам Юнгер был представителем околофашистской тусовки «консервативных революционеров», к НС вплотную примыкал, но всегда держался поодаль, и выстроенной нацистами бюрократической системе массового истребления очевидно ужасался, хотя осознанно процерковным стал уже под конец своей долгой жизни.

После крушения исторической России

В 1917 случилась катастрофа в том числе для консервативной мысли. Сочетание «антинигилист-охранитель» теряет всякий смысл. С предупреждения о грядущем Хаме антинигилизм неизбежно переключается на обличение Хама воцарившегося. И, хотя в 20-30-е годы возникают идеи сменовеховства (см. в статье Совки), но в общем и целом авторы-антикоммунисты сходятся во мнении «СССР — не Россия» (с чем честный марксист, пожалуй, не будет спорить со своей стороны баррикад).

Вынужденно разрывая связи с бывшей Россией, антинигилисты волей-неволей проникаются отчуждением от неё, ища связи с консервативными тенденциями Запада, что даёт повод называть их «русофобами». Ни для кого не секрет, что часть белоэмигрантов оценивали ультраправые режимы стран Оси как некий «таран против большевизма» (И. Ильин, И. Шмелёв, И. Бунин), но впоследствии разочаровались в НС; примерно то же самое можно сказать об А. Солженицыне и либеральном Западе. Антинигилизм XX века может обличать в разных пропорциях коммунизм, нацизм и секулярную демократию США и Западной Европы.

Яркие воспоминания о красном терроре оставили упомянутые выше Иван Бунин («Окаянные дни») и Иван Шмелёв («Солнце мёртвых»). Бунин яростно критиковал большинство современников-литераторов — коммунистов и декадентов Серебряного века, что отображено на забавном популярном меме. Есть у него и другие консервативные сочинения — например, «Богиня разума» о бесплодности французской революции, хотя творчество не ограничено подобной тематикой.

Не писали значимых художественных произведений православные реакционеры белоэмигранты Иван Солоневич и Иван Ильин, однако их публицистика следует в фарватере антинигилистической мысли середины XX века. А вот Пётр Краснов (да-да, тот самый) создаёт утопии «За чертополохом» и «Белая свитка» (во втором произведении есть ещё линия мраккультистов-сатанистов и налёт мистики).

Знаковой фигурой более поздних лет является, конечно же, Александр Солженицын — в отличие от того же Варлама Шаламова, пусть человека благородного и пережившего ужасы, но всё же левых взглядов, — православный, патриот, имперец. Ключевые произведения антикоммунистического характера — «Архипелаг ГУЛАГ», «Красное колесо», «Один день Ивана Денисовича». Да, как человек, не имеющий доступа к архивам (а кто имеет его сейчас в полной мере в России, кстати?), он мог чего-то преувеличить по цифрам. Но бред про Исаича как «русофоба и предателя» оставим совкам и марксистам. И нет, он не призывал бомбить СССР ядегхкой: это фраза персонажа книги, не автора. Наоборот, АИС советовал американцам не давить на советских граждан, иначе последние могут посчитать КПСС своим единственным союзником. Стоит ли говорить, что примерно так и вышло? В 90-е Исаич доказал свой антинигилизм, ибо, хотя считал падение Красного Вавилона делом хорошим, но не бросился лобызать «гайдарочубайсов», даже написал книгу «Россия в обвале». Солженицын призывал аккуратно относиться к украинскому вопросу: взаимно уважать культуру друг друга (кроме недобрых крайностей) — со стороны русских, например, не считать украинцев по умолчанию какими-то карликами со смешным говором и т. п. Писатель ощущал, что украинский вопрос — пороховая бочка. И таки был прав. Живи мы и они по заветам Исаича, может, некоторых событий удалось бы избежать? Коробящий момент для православного читателя АИС, или ложка дёгтя: шаблонно-негативное отношение сабжа к царю Николаю II. До канонизации он, конечно, мог не разобраться в теме, ну, или был недостаточно проникнут верой, всё же местное почитание Государя в Сербии, например, велось с 30-х.

Enfant terrible антинигилизма XX века — Григорий Климов (Калмыков), эмигрант в США, конспиролог, лютый жидоед с авторскими шизотеориями. Тем не менее, нельзя не отметить преемственность его представлений о «легионе революционеров-извращенцев» от «бесов» Фёдор Михалыча, в чём и сам автор признавался. Климов прославился лютой антисоветчиной в духе тех же Солоневича и Краснова (правда, КГБ у него чистило СССР от дегенератов-троцкистов; но, в отличие от сменовеховцев, он это передавал скорее как роман жабы с гадюкой). Типологически напоминает антинигилистический роман у Климова псевдодокументальная художественная дилогия «Князь мира сего» и «Имя моё легион» с обильным «натебеканьем» всем подряд. Извращенцами-дегенератами у Климова оказываются не только совки, но и верхушка Третьего Рейха, западные либералы, диссиденты и пр. Общая идея сеттинга: в мире существуют т. н. легионеры — половые извращенцы, в основном еврейского происхождения, чья доля велика в органах власти (особенно тоталитарных режимов) и колоссальна — во всяких революционно-оппозиционных сообществах. При этом гр-н Калмыков, в какой-то мере поддерживая социальную роль христианства, яростно и безграмотно проводил «ревизию» Библии, откровенно кощунствовал, поносил без разбора духовенство в стиле В. Розанова, типа «монахи сплошь тайные извращуги». Подобные экзерсисы потом позаимствуют патентованные пахомы наподобие Истархова и Квачкова.

Должон быть упомянут как позднесоветский автор Игорь Шафаревич — математик и физик, правый диссидент, соратник Солженицына. Художку не писал, но публицистика примечательна. В труде «Социализм как явление мировой истории» Шафаревич рассматривает связь языческих деспотий Востока и Нового Света, революционных и утопических движений — от катаров и пуритан до нигилистов, большевиков и нацистов, как проявлений культа смерти. Кодифицировал термин «малый народ» — этакий «бродильный» разрушительный элемент в обществе: ср. с «бесами» ФМД, «легионом» Климова, «антисистемой» Льва Гумилёва. Правда, не выйдут ли в этом свете антисистемой христиане, в первые века нарушавшие «социальный компромисс», или сами диссиденты, и не только дегенераты всякие, но и самые что ни на есть правые? За некоторую юдофобию и общую реакционность был резко осуждён левоватой диссидой наподобие Сахарова. Стоит отметить, что в «Русофобии» есть некоторые почвенные штампы, например, «критиковать опричнину Ивана IV — русофобия, ибо он убил 5 тысяч, а в Европе 55» (в церковной и традиционной российской историографии таких сравнений нет, ибо преступления оцениваются по несоответствию закону, а не по мерянью жертвами). Видимо, ымперские потенции сыграли своё, и после падения СССР сабж публиковался в газетёнке «Завтрак» красно-коричневого шиза Проханыча.

Постсоветский период

После падения принесшего столь много зла Церкви и русским, но в последние десятилетия «устаканившегося» совка, антинигилизм не мог не избрать в качестве нового врага безоглядные заимствования с демократического Запада, к тому времени далеко не консервативного, и криво-косую политику младореформаторов-экс-комсомольцев, которая вместо капитализма «белого заборчика» привела к разгулу бандитизма. В дом Новой России вместо одного красного беса, вошли седмь (или 777) иных: многочисленные секты и оккультные движения. Кто-то назло либералам стал демонстративно поддерживать красно-коричневый дискурс — как незабвенная триада «Летов-Лимонов-Дугин», но мы сейчас не о них…

Пожалуй, самым характерным и знаковым переосмыслением антинигилизма на щщах девяностых-нулевых является культовая в узких кругах и скандальная нетленка «Дети против волшебников» (2004) авторства Никоса Зерваса (вероятно, псевдоним одного фундаментально-черносотенного священнослужителя). В либеральных и коммунистических кругах книга произвела эффект разорвавшейся бомбы (и разорвавшихся афедронов), её разобрали по косточкам, найдя разнообразные баги в матчасти, кривые предложения и т. п.
Но таки произведение подходит под традиции жанра, сложившиеся с самого начала. Посудите сами. Художка? Да. Злободневность, памфлетность, натебеканье через строчку? Чек. Клерикализм, патриотизм и национализм, переходящие в черносотенство, гротексно мерзотные злодеи с душком извращений, масонским бэкграундом и семитскими корнями? Ессс. Прямой оммаж ФМД в форме защиты его образа от клеветников (в 3-ей части) — присутствует.
Насчёт ересей в книге. Какого-либо противоречия догматам Церкви в ней нет. Да и антинигилистическая литература традиционно — не учебник богословия. У Достоевского нашли серьёзные ереси типа нравственного монизма (вряд ли 90 % хейтеров ДПВ слышали про оный). Есть претензии к некоторым суждениям героев, скажем, когда монах говорит: «первыми на войне погибали те, кто обижал мирных жителей», но если так же придираться к каждой фразе, например, в обожаемой либеральными критиками Зерваса Нарнии, можно объявить её аж сатанизмом. Тем более не является ересью неодобрение рок-музыки: на чаше весов «против» — многие авторитетные отцы, включая канонизированных, за — пожалуй, из топовых личностей бывший (sic!) диакон А. Кураев, с большими оговорками — слушал лёгкий рок о. Даниил Сысоев, одобрял его в целом консервативный покойный ныне иг. Сергий (Рыбко), но в последние годы, по свидетельствам, разогнал некоторые проекты.
Пожалуй, в ДПВ действительно есть вайбы, граничащие с черносотенным модернизмом справа, например, некоторые ортодоксальные читатели могут задаться вопросом, почему «русская защита», а не «святая». Православие подаётся в воинско-имперском аспекте, несколько примитивизированном для «глубиннонародного» восприятия, а-ля Невский-Донской-Суворов-казаки-кадеты-Чеченская война. Во времена, когда книга создавалась, ещё только зарождался «святоотеческий и миссионерский ренессанс» с восприятием идей активной миссии и Небесного Гражданства. Альтернативой черносотенству и славянофильству было либо «розовое христианство», либо откровенное нацбольство и евразийство. При этом не всё в книге сводится к делам армейским: например, рассматривается такой тонкий момент, как одержимость демонами поэтов Серебряного века. Для однобитного хейтера-либерала это «ыыы мракобес ненавидит искусство», но если вдумчиво почитать творения и биографии ключевых фигур этого направления, то станет заметно: огромное влияние эзотерики и ересей, повальный разврат и саморазрушение, свойственны были большинству из них. Интересно, что «хула Зерваса на Хогвартс», тогда ещё относительно чинный, как логово извращуг и мультирасово-мультикультурный котёл, в 2010-е частично обрела плоть: привет Дамблдору-геюшке и чёрной Гермионе.
В отличие от большинства примеров, в этой книге таки есть немного реальной мистики. Хотя процентов 90 — ложная.
Конечно, читатель волен не поддерживать смыслы, которые несёт Зервас в своих книгах, но не стоит говорить, что «произведение не имеет отношения к христианству».
Алсо, у книги есть два менее известных продолжения — «Кадеты точка ру» (2007) и «Греческий огонь» (2008): по сути — один разбитый сиквел. Во второй среди злодеев есть чеченские террористы, в третьей антагонистами выступает некий орден литераторов, позорящих русских классиков. В 2016 г. снят трешовый по графону мультик, в котором ещё и львиную долю фундаментальных смыслов вымарали, что-то добавили (образ злых сарацин) впрочем, и он стал меметичен, вызвав бурление гомн у либерды и коммуняг (например, Женьки Бредкомедиана).

Примерно на уровне вышеупомянутого Климова относится к антинигилизму Юрий Петухов (умер в 2008) — угарный писатель-фантаст, создавший сеттинг «Звёздная Месть» а-ля русский Warhammer 40 000 с православным космодесантником Иваном, который мочит инопланетных жидорептилоидов и гнидогадоидов. Правда, Петухов не скрывал своих синкретических православно-неоязыческих взглядов, хотя Библию и Церковь, в отличие от Калмыкова, в открытую не хулил.

В похожем жанре «антинигилистической фантастики» созданы произведения А. Лазарчука и М. Успенского — «Посмотри в глаза чудовищ», А. Валентинова — «Око силы». Лейтмотивом сеттингов является конспирологически-мистическое представление о коммунизме как дьявольской или хтонической угрозе (в отличие от Петухова, у которого основной враг — фантастическая версия евреев): в частности, в «Посмотри в глаза чудовищ» Сталин оказывается аватарой Эрлика, владыки царства мёртвых из тюрко-монгольской мифологии.

Что интересно, к антинигилистической литературе в какой-то мере может быть отнесён «Азазель», первый роман Б. Акунина из «фандоринского цикла». Загибаем пальцы: герою противостоит нигилистическая организация (да, буквально так и названная нигилистической), похожая на масонскую ложу, в которую входят как обычные террористы-бомбисты, так и представители элиты разных стран мира. Члены организации почитают того самого Азазеля — падшего ангела из апокрифов/европейской околохристианской мифологии, и исповедуют ницшеанскую мораль в духе Роди нашего Раскольникова, мечтая о создании нового человека и полагая, что во имя блага человечества некоторыми «лишними людишками» можно и пожертвовать. Герой же — представитель дворянства Российской империи и носитель «старых» представлений о морали, долге и чести (как яркий пример: он готов сдержать обещание, данное врагу — главе «Азазеля» — причём и тогда, когда врага уже нет в живых).

К антинигилистической литературе нашего века с прямыми отсылками на Достоевского можно отнести книгу инока Всеволода (Филипьева) «Начальник тишины», в которой главный герой — помилованный благодаря чуду Христа зек, спасает проституток от мафии и борется со злой корпорацией, во главе которой стоит демон во плоти.

Похожие явления и влияние на другие области культуры

• Российский либерпанк. Отличается от антинигилизма тем, что действие перенесено в будущее. В общем, это антиутопия, связанная с приходом к власти леволиберальных и радикально-секуляристских сил.
  • Наверное, самый известный образец русского либерпанка — роман А. Миронова «Тупик гуманизма» (2003). Автор показывает общество будущего в России, где либерально-гедонистические свободы и культ потребления стали краеугольным камнем общества, официальная религия — культ античных богов, одобряется ведьмовство и разные духовно-оккультные практики, христиане переживают гонения. Интересно, что Миронов обозначил термин «гендер» как один из столпов идеологии врага, хотя в начале нулевых про это ещё никто не знал в странах СНГ. Идеология ТГ, в отличие от ДПВ, не ярко клерикальная и не белогвардейская, чувствуются симпатии к советской памяти в форме красконства/почтения к ветеранам и т.п. Была написана одна книга с очевидным клиффхэнгером, но вряд ли когда-нибудь мы увидим концовку этой саги.
  • В форме случайных осколков и переработанной организмом альтернативной еды (сладкого хлеба) антинигилистические элементы осели в массе писанины жанра «попаданцев», где врагами могут оказаться коммунисты (если автор таки хрустит булкой), троцкисты (если славит Джугашвили), либерасты, банкиры и братки в 90-е, чеченцы, хохлы-майдауны и так далее. Относительно заметным явлением в современности стал межавторский цикл «Беспощадная толерантность» — в общем, правильный идейно, но отличающийся, хм, неглубокой и несколько лубочной проработкой тематики.
• В какой-то мере достоевщинка и синдром кающихся грешников повлияли на русский рок православно-патриотической волны: Р. Неумоев («Инструкция по выживанию» из формации сибирского панка), К. Кинчев («Алиса»), бывший вокалист «Арии» В. Кипелов. Ортодоксия этих граждан довольно неустойчивая: Кинчев, например, признавал, что в какой-то мере остался в душе язычником, что «будет для Бога не рабом, а младшим братом», уклонялся в несколько китчевую эстетику «посконных русичей»; Кипелов определял себя как некого внеконфессионала без воцерковления, при этом выразил антинигилизм, осудив панк-молебен Пусси Райот. Ещё меньше относится к антинигилизму православный, но церковный либерал Ю. Шевчук, со времён третьего срока ставший унылой демшизой.
• Похожая ситуация и с антинигилистическим рэпом в России. Подробнее — в статье.
• В Российской Федерации снимают сериалы антинигилистической направленности. Например, «Столыпин» (про начало XX в.) или «Клипот»(переложение «Бесов» ФМД на современность). В целом по нарративу они хороши, только в поддержке такого продукта властями можно узреть мессидж «ну мы тип как аристократы, а оппозиция бесы, не идите к ним!». Да в общем и не хотели идти, но вот с первой частью уравнения проблемы. Актуальный антинигилизм, как мыслит наша редакция, таки должен включать некоторый, хм, скепсис к патриотизму советско-охранотского разлива.