Ватно-либеральная дихотомия

«	К слову, и красных ортодоксов, и белосовков, и леволибералов в РСФСР производили вполне себе институционально. С первыми, думаю, даже объяснять не надо. Касаемо же вторых и третьих... Видите ли, как «русофильские» вайбы позднего сталинизма, так и «гуманистические» вайбы XX съезда так или иначе прописались в советских «фабриках душ», а когда случилась гласность, люди просто стали откровенно говорить то, что раньше скрывали за эзоповым языком и частоколом из ленинских цитат.	»
— Егор Ершов о корнях явления

Ватно-либеральная дихотомия (т.ж. ватно-либеральный дискурс) — феномен из политической и околополитической жизни постсоветского пространства в целом и Российский Федерации в частности, хотя корни свои имеет, разумеется, еще в послевоенном СССР.

Заключается в том, что политический дискурс на постсовке вращается вокруг противостояния двух крупных лагерей — ватников(патриотов, державников, совков, красно-коричневых, колорадов, «наших», «России шансона») и либерах (демократов, западников, новых русских, демшизы, белоленточников, «своих», «России айфона»). При этом «ватность» и «либерашество» не привязаны к, скажем, лево-правой и авторитарно-либертарной шкале, и регулярно как объединяют вокруг себя формально враждебные политические силы, так и наоборот — раскалывают по «ватно-либеральной линии» движения, формально придерживающиеся одной идеологии (см. также менее реакционная сторона). Иными словами, речь идет о некоем разделении, которое сами носители сабжевого мышления считают важнее остальных идейных и политических разногласий.

К истории вопроса

Предпосылки

Как уже было сказано, несмотря на то, что некие предпосылки к сходному с сабжевым делению существовали и раньше, кодификатором явления выступила, разумеется, Холодная Война с ее противостоянием систем. Ранний этап Холодной, конец сороковых и пятидесятые — это всё ещё мир лево-правой дихотомии: соцлагерь, грезящий экспортом революции и тянущий руки как в неблагополучные регионы вроде Африки и Юго-Восточной Азии, так и самую что ни на есть Европу, против каплагеря с протестантскими США «белого заборчика», немецкими хрисдемами, всамделишными консервативными диктатурами в Испании и Португалии etc. И то ещё тогда, скажем, позднесталинские стиляги грезили Западом вовсе не в аспекте его консервативности, а, напротив, уровня жизни и свободы самовыражения, то есть бесспорно «либеральных» ценностей. Что, в частности, еще тогда вылилось в кампанию по «борьбе с космополитизмом» и прочих попытках искусственно создать sovoque-friendly правый дискурс.

Всё начало заметно меняться в шестидесятые — не в последнюю очередь, кстати, в связи с пресловутой сменой поколений. Каплагерь после «сексуальной революции», «движения за гражданские права», «молодёжных протестов 68-го» назвать идейно правым было уже решительно невозможно, он поднял на флаг именно отчётливо либеральные ценности и даже, скажем, выпады против советского безбожия проводил под знаком идеологемы свободы вероисповедания. Равно как и застойный СССР с его «разрядкой», «мирным сосуществованием систем», «построением развитого социализма» уже отнюдь не походил на бастион мировой революции, а хотел, в сущности, быть просто великой державой со своей сферой влияния, без претензий на формирование нового мирового порядка с собой во главе. В наибольшей мере это, пожалуй, было обусловлено нежеланием пережившей тяжелейшую войну страны провоцировать эскалацию напряжения в Холодной, грозившую перевести ее в горячую фазу.

Ииии… в «мирном противостоянии систем» соцлагерь явственно проигрывал западной кейнсианщине. Банально потому, что ядро противоположной стороны состояло из государств, которые и до прокатившихся по Восточной Европе XX века войн и революций превосходили в развитии страны, оказавшиеся в соцлагере. Иными словами, политико-экономические условия позволяли каплагерю создать в наиболее богатых своих странах общество потребления, а вот в соцлагере, особенно в самом СССР, средств и производственных мощностей хватало только на, кхм-кхм, общество потребления без продуктов потребления. Ага-ага, те самые очереди, охоту за дефицитом, фап на ковры, хрустальные люстры и фаянсовых слоников как дофига статусные символы и прочие знакомые каждому с детства атрибуты позднесоветского быта. Иными словами, при одинаковых в условиях Холодной Войны и гонки вооружений расходах на пресловутую оборонку богатые США могли себе позволить ломящиеся от продуктов полки, автомобилизацию, рок-н-ролл, Голливуд и Диснейленд, в то время как… не столь богатый СССР хватало в основном на ковры, чешские люстры и фаянсовых слоников.

Разумеется, всё это вызывало ожидаемую зависть советского обывателя к Западу — и соответствующую реакцию со стороны советского же руководства. На словах СССР, конечно, всё ещё оставался государством, построенным на марксистско-ленинских принципах революционного коммунизма — в реальности же мобилизация населения вокруг соответствующей повестки давно была труднореализуема, как ввиду помянутого нежелания соввласти эскалировать международную обстановку, так и ввиду массовой потери интереса к коммунизму среди этого самого населения. Что оставалось делать? Да вернуться к сталинскому «возврату к патриотизму» — начать упирать на бездуховность «загнивающего Запада», взывать к исторической памяти и патриотическим чувствам, стыдить начавших «желать странного» стойкостью прошлого поколения в военное лихолетье… в общем — пытаться натягивать на совстрой характерно правые нарративы.

В чём-то эту сусловщину действительно можно было назвать течением консервативным — хотя бы, скажем, в неприятии половой невоздержанности и гомосексуализма, см. хотя бы знаменитое «В СССР секса нет», для многих недалёких критиков советчины с либеральных позиций ставшее символом «убожества совка» — но консервировала-то она отнюдь не какие-то национальные или тем паче христианские нарративы, а всё ту же Софью Власьевну, так что и воспринималась скептически настроенным населением соответственно. Иными словами, в позднем СССР державно-патриотические умонастроения скорее подталкивали своих носителей в сторонники советской системы (даже при неприятии коммунизма), а антисоветские (даже нелиберальные, то типу монархизма, клерикализма, правого национализма) — напротив, в один стан к фанатам рыночка и либеральных свобод. Люди, певшие на кухнях романсы про поручиков Голицыных, обычно стремились вовсе не к возрождению Империи или, тем более, построению РНГ, а к обычному либеральному капитализму «как в ентих ваших США и ФРГ».

Иными словами, в позднем Совке расклад выглядел так: «антисоветские диссиденты в основном с либерально-западническим уклоном» vs «мешанина из советских лоялистов от русской партии и совпатов до всамделишных коммунистов».

После Перестройки

И тут грянули события краха советской системы. В силу разных причин «демонтажники» в нём одержали верх над «реформаторами», и европейский соцлагерь и сам СССР за несколько лет канули в Лету. Факт остается фактом, быть «марксистом-ленинцем», «революционным коммунистом» и прочим сторонником официальной советской идеологии в одночасье стало немодно и непривлекательно. На коне поначалу были, разумеется, антисоветчики, включая перекрасившихся красных — как уже сказано, в первую очередь либерального, а не правацкого типажа, хотя в нерусских республиках у «народных фронтов» и был более заметный, чем в России, национальный флёр. Ну и… сами понимаете, последствия власти сабжей иначе, как катастрофическими, для большинства населения назвать было трудно.

Население, в сущности, раскололось на два лагеря: устроившихся при неолиберальном строе «новых русских» (не обязательно собственно бизнесменов, но и, скажем, их медийной и политической обслуги тоже) и «не вписавшихся в рынок» «совков», уповавших на прекращение неолиберальных беснований и пришествие сильной власти, которая смогла бы навести порядок. Первые быстро создали вокруг себя свою политическую и медийную машину — не совсем единую, с разделением на заельцинскую прото-охраноту и откровенную демшизу, вторые же побежали за заступничеством — да, правильно, к наследникам позднесоветских сусловцев. Равно как, глядя на «парады суверенитетов», разгул преступности, грабительскую приватизацию, беспрецедентный упадок нравов поспешили вступить в тактический союз с сабжами «ради сохранения России» и многие недавние правые диссиденты. В известных событиях «Чёрного октября» доходило до трагикомичного — неочерносотенная «Память» поспешила втопить за Ельцина, в то время как боевики такого же неочерносотенного РНЕ участвовали в обороне Верховного Совета.

«Красно-коричневые», как окрестили лагерь «патриотических» противников ельцинской власти, уже заметно отличались не только от сусловцев и совпатов, но даже и от «русской партии» — в первую очередь, тем, что были движением не охранительским, а реваншистским, причем как против внутренних (ельциновласть, олигархи, бандиты, либералы, сепаратисты), так и против внешних (евроатлантический Миропорядок, отколовшиеся советские республики) предполагаемых врагов. Там верили в возможность скорого распада России в случае продолжения ельцинской власти, грезили патриотической революцией, для которой писали политические программы в духе построения сильного авторитарного государства, и грядущей войной за объединение постсоветского пространства, выводили конспирологические теории о направленном против русских сионо-масонском заговоре… По слухам — даже пытались привести некоторые свои планы в жизнь — существует, например, мысль о том, что генерал Рохлин якобы планировал военный переворот и был убит именно в ходе его предупреждения спецслужбами. В любом случае, никаких заметных успехов за красно-коричневыми не наблюдалось, а со второй половины 90ых на постсоветском пространстве пошел тренд на «ресоветизацию» — возвращение во власть советских управленцев от Примакова до Шеварднадзе под знаком эффективного менеджмента и без претензий на реставрацию социализма. В РФ это, разумеется, достигло кульминации в лице президентства Путина.

На этих-то персонажей в противовес маргинальным и неэффективным красно-коричневым и возложила новые надежды основная масса обездоленных «совков». В общем, в 90ые дискурс прошел метаморфозу от «ельцинская либеральная медийка vs красно-коричневые советские реваншисты» к «демшизовая обслуга олигархов и местных губеров vs набирающая силу прото-пыневласть советских крепких хозяйственников».

При раннем Путине

Основной конфликт в нулевые — «Сторонники пынережима от умеренных либералов и советских технократов до красно-коричневых перебежчиков» vs «Остатки демшизы 90ых и прибившиеся к ним не вписавшиеся в пынесистему радикалы от националистов до левых», закончившийся Болотной.

Собственно, несмотря ни на что, жить стало лучше, жить стало веселее. Бандиты в массе своей поубрались с улиц — кто в тюрьму или на кладбище, а кто, конечно, и в органы власти — Чечню худо-бедно усмирили, у людей появились какие-никакие деньги, и вопрос грядущего распада России понемногу снялся с повестки дня. Наступило время его величества Колбасного Консенсуса — «власть вам на нефтедоллары обеспечивает обещанные перестройщиками сто сортов колбасы, мобилу и машину в кредит — а вы не лезете в политику и поддерживаете курс власти». В такой ситуации быть охранотой было легко и приятно, а оппозиция, как с либеральной, так и с ультрапатриотической стороны не вызывала у большинства ничего, кроме раздражения. Начались и внешнеполитические подвижки в сторону «патриотического поворота» — начиная с достаточно декоративных шагов вроде Мюнхенской Речи, осуждения русофобской политики Прибалтики и Молдовы или беспардонно-проамериканской и притом националистической администрации Ющенко, до вполне вещественных, типа интервенции в Грузию в 2008-ом. Либеральная оппозиция, в любой непонятной ситуации впрягавшаяся за опальных олигархов, регионалистов и ущемленных нацменушек и мигрантушек в таком свете явно выглядела невыгодно.

Но вот сначала грянул кризис-2008, а потом, к концу срока Медведева, выросло очередное поколение граждан — тех, кто не застал СССР в сколь заметно сознательном возрасте, не учился в советской школе, был в заметной степени сформирован вседозволенностью девяностых, и перспективы установления путинско-медведевским режимом совка-лайт воспринимал скорее негативно, как посягательство на свою личную свободу. Вместе с тем испытали разочарование в «путинской вертикали власти» и многие праваки и даже олдовые патриоты — дескать, Путин слишком буржуазный/слишком совок, понавез диких мигрантов, при всем осуждении европейских русофобских режимов содействует их братьям по разуму в Средней Азии, развел коррупцию и воровство, не спешит восстанавливать величие России… Так что к началу десятых на Болотную вышла достаточно пёстрая толпа из либерах, националистов, красно-коричневых, левых, некоторых системных политических сил. Ну а власть поддерживал легейон ликующей гопоты во главе с селигеровскими комиссарами «Наших» и прочими пургенянами.

Но… колбасный консенсус еще держался плотно, порыв образованных молодых специалистов из столиц только вошедшее во вкус население приняло весьма холодно, сами белоленточные идти на решительные действия были явно не готовы, и протест в итоге не только кончился ничем, но и запустил в РФ процесс закручивания гаек. Несколько оживил протестный движ Евромайдан… и тут грянула «русская весна».

После Крымнаша

Собственно, кодификатор сабжевой повестки в ее нынешнем виде. «Дождались!» — выдохнули ждуны патриотического поворота и русского реванша — и массово втопили за Крымнаш и Новороссию в одном строю с записными гремлинами. И напротив, немпримиримые оппозиционеры от либеральных до зигамётных с не меньше силой втопили за Укру «против путинского неосовка». Собственно, положение дел при позднем Путине «мы вам русский реванш над Злым Западом и либердой, а вы не чирикаете против закрута гаек» и стало тем самым Ватным Консенсусом, пришедшим отчасти на смену, а отчасти в дополнение к «колбасному».

Иными словами, новый расклад получился в некотором роде похожим на позднесоветский — «непримиримые антипутинцы и антисоветчики ультралиберального и ультраправого толка vs охранота, сислибы, красно-коричневые и умеренные рунаты-сменовехи». С началом СВО сообразно дихотомии во многом раскололся и до того скорее дистанцировавшийся от дихотомии левый движ, подарив отечественному околополиту мем менее реакционная сторона. О том, почему в сабжевом противостоянии неправ в сущности никто — см. соответствующую статью, мы же остановимся на описании сторон.

«Ватники»

Первая сторона дихотомии. Маскот, давший сабжам название, «Рашка — квадратный ватник», появился в том самом 2011 году в одной из групп Вконтача оппозиционного направления. По словам автора мема, А. Чадского, «Ватник объединил в себе все черты левых, правых, центристов, националистов, коммунистов — всех так называемых патриотов России» и «патриотизм Ватника — это тотальная любовь к действующему режиму», то есть в оригинале имелся в виду собирательный образ лоялиста охранотского пошиба, в котором собственно ватник как стереотипная одежда «рабов Совдепии», колхозников и зэков, символизировал некую «совковую косность». Тем не менее, по меньшей мере начиная с «русской весны» на волне реваншизма словечко в качестве самоопределения подхватили и искренние нацпаты, с подтекстом в духе «ватник это не только одежка зэков но и форма красноармейцев, мы не в обиде — с вашей-то стороны уже давно желающие примерить модный мундирчик от Хьюго Босса».

Как видно хотя бы из исторической справки, «ватный» движ на протяжении своего существования претерпевал заметные идейные метаморфозы, от красно-коричневого бунта 90ых к унылому нашистскому охранительству 00ых и к красно-белому крымнашизму 10ых и zетничеству 20ых, но неизменным в нем оставалось одно — идейное неприятие Перестройки и 90ых. По факту основным нарративом «ватных» всю дорогу была мысль о том, что означенные события распада советской системы есть первый этап плана иностранных держав по окончательному уничтожению России, и, соответственно, каждый правильный ватник должен поддерживать силы, этим процессам сопротивляющиеся. Иными словами, ватничество в основе своей — идеология, в первую очередь, выживальщиков, во вторую — реваншистов.

Что это значит? Ну во-первых — что ватничество таки априори просоветское, так или иначе апеллирующее к мифу о «светлом советском прошлом», в котором «порядок был» и на смену которому, не иначе как предательством и прямой волей Злого Запада, пришли «лихие девяностые». Во-вторых — что оно таки охранительское, склонное к поддержке любого режима, в котором они видят воплощение того самого «советского порядка», будто бы не дающего внешним и внутренним недругам окончательно добить Россию. В третьих — в известной степени антизападное, от «у России все основания не любить Миропорядок, поскольку он взял в НАТО и ЕС не ее, а русофобские восточноевропейские режимы» до «Запад ненавидел и стремился уничтожить Россию с самих набегов викингов и походов ливонцев, нам ближе Орда, Китай и прочие чумазые и краснокожие».

И тем не менее, ватник в известной мере парадоксально либерален. Серьёзных сторонников возвращения к консервативной монархии или, наоборот, советского социализма, в ватном стане ну… не то, чтобы нет, но они в нем маргинальны, а среднего ватника вполне устраивает путинский либерал-авторитаризм. Большая часть сабжей, нацепляющих на себя советскую или имперскую атрибутику, скорее видит в соответствующих цветах пыневласть, чем реально хочет СССР 2.0 или РИ/РНГ на месте РФ. Это, кстати, отличает собственно ватников путинского образца от всё тех же «красно-коричневых» 90ых, которые таки в РФ будущего не видели. В сущности, можно сказать, что ватник — это тот, кто верит, что в постсоветской России с президентством Путина произошла смена вех, и из мурзилки Миропорядка она превратилась в самостоятельное государство с национальными интересами.

Примыкают к ватникам т. н. мегаватники — остатки и наследники помянутой «красно-коричневой патриотической оппозиции» 90ых, которые считают пынережим, кхм-кхм, недостаточно ватным по кургиняновскому принципу «для нас Путин недостаточно Путин». С сопутствующим отношением к режиму от «критической поддержки» или надежд встроиться в него «левым/правым» крылом до нешутейной оппозиционности и мнений в духе «Путин — продолжатель дела Ельцина». Тем не менее, все признаки ватников у мегаватников на месте — идеализация советского прошлого (от абсолютно некритической у совков до попыток «прозреть за преступным красным режимом извиняющее его русское национальное содержание» у рунатов), реваншизм и рессентимент против Запада, неистовый фап на сильное авторитарное государство…

«Либерахи»

Вторая сторона дихотомии. Несмотря на название, не всегда собственно либералы, левых и правых попутчиков в движе тоже немало.

Подобно тому, как главный страх ватника — вторые Перестройка и девяностые, главный страх и prime evil в глазах либерахи — возвращение совка. Тут надо сделать ремарку — либеральный антисоветизм сабжей резко отличается от антисоветизма праваков, признаком «совка» либераха может считать, скажем, любой авторитаризм и любую государственную идеологию, будь то хоть фашизм, хоть даже «официальная народность» имени Уварова. Иными словами, либераха критикует совок не как левацкий, а как нелиберальный режим, и пыневласть, которая на взгляд либерахи совку наследует, с высокой долей вероятности окажется для него слишком правым. Собственно, роль, сходную с перестройкой в ватном легендариуме, в либерашьей картине мира занимает все тот же приход к власти Путина, который в интерпретации либерах возводится в ранг возрождения совка и краха «демократических» преобразований 90ых.

Иными словами, мировоззрение либерахи, — да, во-первых, антисоветское, но с либеральным уклоном. Либераха может, скажем, занять в Гражданской строну белых, и даже в ВОВ — сторон власовцев (за что прото-ватники в свое время нещадно стебали их мемами про баварское), но видеть в них он будет именно прото-либералов, «борцов с советской тиранией», а не «за национальную Россию». Во-вторых, оно прозападное, нередко откровенно в духе «у России нет врагов, всю вражду выдумали совки и ватники, нас там рады принять как равных». В третьих — собственно, либеральное, то есть «за рыночек, парламент и индивидуализм в пику совку».

О собственно либерахах в узком смысле слова достаточно рассказано в статье либераст, но помимо них есть и прибившиеся в сабжевый стан попутчики. Во-первых это, конечно, непримиримые праваки зигамётного или нацдемского пошиба, для которых в РФ уже совок, а значит надо-де по образцу белых формировать широкий фронт против необольшевицкого режима. Забываются и печальная судьба белых непредрешенцев, и регулярные выпады либерального мейнстрима против «русского фашизма» и в защиту мигрантушек и нацменушек, да. С другой — это «жижеки», левые оппортунисты прозападного толка, у которых в РФ уже, в свою очередь, фашистский режим, а апелляции уже к «народным фронтам» ВМВ и Холодной. С теми же выводами о невеликой успешности народных фронтов и еще меньшей любви либерального мейнстрима к социализму, да.

Либераха с педалью в пол — демшиза. У этих ненависть к совку перетекает в ненависть к самой России как якобы источнику совковой тирании, что выражается в гротескных апелляциях к «деколонизации», «распаду Рашки», «имперскому мышлению и рабскому менталитету совковой быдломассы» etc. Аналог на правом фланге — нацдемы-регионалисты и уменьшительные националисты за РФ в границах ЦАО, на левом — околоСЖВ с русской виной перед стапитцот меньшинствами.

Чёрная магия и её разоблачение

«	— Тогда, — спросил мудрец, — не следует ни радоваться, ни страдать? Так учат некоторые мудрецы, но я не верил им. Теперь я вижу, что они правы, ибо радость и страдание кормят ангелов. — Нет, — сказал Первый Ум. — Все движения силы в душе естественны. Не нужно только кормить ангелов. Это в силах человеческих.	»
— Михаил Харитонов, «Мифы и легенды страны Уц, что в земле Нод»

Как заметно, обе стороны в принципе существуют в одной парадигме мышления. У одних Путин спас Россию от ужосов 90ых и в душе советский патриот — и у других Путин задушил швабоду 90ых и в духе злобный совок. Одни в массе своей в целом не против либерального капитализма и многонационалочки — и другие только за. Радикалы одних считают русских ближе к Орде, чем к Западу — и радикалы других с этим согласны. Равно как и наоборот — умеренные ватники и либералы так же стремятся к интеграции России с Западной Европой. Обе стороны апеллируют к историческим фантазмам и страхам своей целевой аудитории — идеологеме о «советском порядке» и страхе перед хаосом, иностранным вторжением и оккупацией у в массе своей глубинариев ватников, и, напротив, мифе о «Заокраинном Западе» и страхе перед диктатурой, войной и репрессиями у в массе своей обеспеченных горожан либерах.

А где тогда проходит водораздел? А в занимаемой позиции в конфликте Эрафии с Миропорядком. Ватник верит в то, что Эрафия сможет в нем выторговать у этого самого Миропорядка себе достойное место, а мегаватник — в том, что он в принципе неизбежен и ведется за выживание России. Либераха — напротив, считает, что ничего путного таким образом Россия не добьётся, а демшиза — и вовсе рада открыто втопить за этот самый Миропорядок «против руснявых имперских орков». Кто прав? А никто. Уничтожать Россию Миропорядок очевидно не стремится — но и давать ей в своих структурах козырные места не намерен, и возможного союза России с Западной Европой боится как фактора подрыва гегемонии США. Равно как и пынережим никоим боком не похож на страшный и ужасный совок и пока что не спешит откровенно гробить Россию — но и никакого «величия» и «развития» при нем тоже не будет, а манера ведения хозяйства в духе медленного распродавания советского наследия стране таки неиллюзорно вредит.

Собственно, ввиду того, что сабж есть внутренний конфликт неолибералов, ни правому, ни левому искать в ватно-либеральной дихотомии менее реакционную сторону и надеяться на левоправый поворот одной из сторон или на участие в ее политике в качестве левого/правого крыла, очевидно, не стоит.

А что делать? Да, правильно — не замазываться в поддержке ни одной из сторон, пытаться в меру сил создавать свою и ждать лучших времён.